Дневник любовницы мафии [СИ] - Александра Гейл

Мы с Алексом остались ночевать у меня. Мы не смогли закончить вечер на остановке такси. Как раз были выходные, все предвещало долгий сон и сладкие объятия. Утром я проснулась от его поцелуев. Ласковых и трепетных, словно я была драгоценной. Однако, я повернулась к нему и начала покрывать его лицо поцелуями, а он смеялся и жаловался, что щекотно. Решив, что я в достаточной мере развлеклась, он опрокинул меня на спину и застыл. А потом поцеловал, даже не так, как раньше, а с жаждой, с отчаянием, отчего я задохнулась и изогнулась в его руках, пытаясь стать еще ближе, пытаясь стать с ним одним целым. Но я не знала, как это сделать, и было до слез обидно. Мой топ от пижамы явно был лишним, и он отправился куда-то в неведомые дали, а пальцы Алекса застыли на моей груди.

— Ты нужна мне, — сказал он, я понимала, к чему он это говорит.

— Да. И ты мне, — сглотнув, произнесла я. А он улыбнулся.

Его губы коснулись кожи в ложбинке меж грудей, и я застонала. И тут… раздался стук в дверь.

— Надеюсь, я не сильно помешала? — донесся до моего заторможенного сознания голос мамы, казалось, вся имеющаяся в моем теле кровь прилила к щекам. — Я подожду на кухне, — добавила она и ушла.

— У тебя такой вид, будто ты меня в шкаф затолкать собралась, — вздохнул Алекс.

— Можно залезть туда вместе, — буркнула я. — Это бы решило очень многие проблемы.

— Не говори глупости. После той газеты личное знакомство было неизбежно.

— Но не настолько же личное! — возмутилась я. Алекс хмыкнул. Он явно не осознавал масштаб проблемы.

Когда мы предстали перед воинственно настроенной родительницей (успевшей за время наших сборов приготовить завтрак), я даром что руки за спиной, точно школьница, не сцепила.

— Знакомьтесь. Мама, это Алекс. Алекс, это Ирина Леонидовна.

— Очень рад знакомству, — ответил со светской вежливостью Алекс и подкупающе улыбнулся. Я молилась, чтобы его бесконечное обаяние подействовало и на мою маму. Но разве существует женщина более пуленепробиваемая, чем та, что подарила тебе жизнь и вдруг застукала вас с поличным?

— Взаимно, — ответила мама таким тоном, что у меня волосы дыбом встали.

— Может быть кофе попьем? — предложила я.

Молчание. Но все коллективно прошествовали на кухню. Она поставила на стол блюдо с булочками. Я разлила кофе, при этом делая умоляющие глаза в сторону Алекса. А когда расселись, Ирина Орлова устроила настоящий допрос:

— Давно вы знакомы?

— Относительно, — пожал плечами Алекс. Дипломат, ничего не скажешь. Только маме нужно было в цифрах. До секунды!

— Кто вас познакомил?

— Женя Ливанова. — И я почувствовала, как моя спортивная карьера помахала мне ручкой. Надо будет убедить тренера некоторое время не показываться маме на глаза.

Ну а дальше понеслось:

— Я немало слышала о вас, Алекс, — сказала она холодно.

— И, конечно, не только хорошее.

— Врать не буду, хорошего — мало, — не стала мама миндальничать. — И вам нравится то, что вы делаете?

— Далеко не все, — ответил он.

— Зачем вам моя дочь? Она хорошая, порядочная девушка…

— Хорошие и порядочные девушки — редкость, Ирина Леонидовна. И вам напрасно кажется, что такой ужасный человек, как я, не в состоянии это оценить, — перебил ее он, кардинально меняя манеру общения.

— О, конечно, можете, просто, насколько мне известно, такие люди, как вы… привыкли к меньшему. Или большему. Как посмотреть.

— Мама! — воскликнула я. Она жестом оборвала меня.

— Она не понимает. Она совсем вам не ровня. Не легче ли поискать компанию из себе подобных, Алекс?

И тут мне ясно представилось, что мама под моим молодым человеком подразумевает примерно соседа из пятой квартиры. Обычного прыщавого мальчишку с растрепанными соломенными волосами и доброжелательной улыбкой. Он неплохо учится, но большую часть времени тратит на игру в «линейку», распитие пива с двумя друзьями из дома напротив и поиск полуодетых девушек в интернете. Он редко стирает свои вещи, а еще реже их гладит, не читает книг, не смотрит по телевизору ничего, кроме футбола и понятия не имеет о том, что девушку, которая жила пару лет назад двумя этажами выше сейчас пытаются сосватать за ему подобного. И я с благодарностью посмотрела на моего Алекса, который всегда одет с иголочки, разбирается в алкоголе, с компьютером общается только по долгу работы, но прочитал кучу книг и наизусть выучил гражданский кодекс, он смотрит, в основном, новости и документальные фильмы и не знает, кому принадлежит клуб «Челси». А еще может заставить любую полуодетую девушку из интернета сквозь слезы умолять его не уходить. В общем, похожи эти два молодых человека только в одном: Алекс тоже понятия не имеет, что девушку, которая сидит рядом с ним, пытаются сосватать за соседа из пятой квартиры.

— Не спорю, с возрастом все обесценивается, но сейчас мне двадцать два, ваша дочь кажется самой прекрасной девушкой на свете, и я совершенно не задумываюсь о смысле «равенства».

— А кто задумывается? Только потом вам станет двадцать три. Двадцать пять. Тридцать, — с отстраненной вежливостью говорила мама. — Что будет тогда? Она вам надоест, и для двадцати двух это нормально, но ваша жизнь… затягивает.

Ох, мама, лучше бы ты и дальше молчала.

— И вмешается ваш отец, а Карина останется одна с кучей неприятностей.

И с парнем из пятой квартиры. Боже.

— Мама! Прекрати, пожалуйста.

— Что он может тебе пообещать? Что? Что ты будешь ему нужна до конца жизни? Что его будут до последнего вздоха волновать неприятности, порочащие твое имя газетные заголовки?! Тебя до конца жизни, родная, будут с ним связывать. С его именем. Ты навсегда застрянешь среди так называемых любовниц мафии, как… Евгения Ливанова, — последнее она произнесла, точно ругательство. Я за тренера искренне обиделась! Отзывается о ней, как некоторые… о Лизе. — Они навсегда остаются собственностью, и ни на грош не больше. Только семья имеет значение. Не в традиционном понимании, и это еще хуже. Взгляни правде в глаза. Как скажет «семья», так и будет. А вернее, как скажет Сергей Елисеев, так и будет, и это продлится до тех пор, пока не найдется львенок, который перегрызет ему глотку и не захватит власть над прайдом. А тот еще слишком юный.

Не знаю почему, но вдруг у меня из глаз потоком хлынули слезы, и я встала из-за стола и убежала к себе в спальню. Мамины слова были серьезны и неоспоримы, как падающая бетонная плита! И честны, непривычно честны. Мы с Алексом красиво вальсировали вокруг правды, которая только что была высказана здесь, за кухонным столом в одной квартирке на Заневском, в девять тридцать два утра двадцать первого марта.